125 лет со дня рождения Сергея Есенина

ергей Александрович Есенин (1895-1925) предстает в сознании любящих русскую поэзию как светлый юноша, воспевший чистым голосом красоту родной земли. О есенинском «половодье» чувств пишут сочинения ученики старших классов. Это правда. И эта сторона поэзии его всем известна. Но это не вся правда. Поэтому, не оставляя вниманием это известное, обратимся более пристально к его творчеству.В сравнении с судорожным конвульсивным творчеством раннего Маяковского — поэзия юного Есенина представляется внутренне умиротворенной и гармоничной. Есенин и искренен был, и подражал — в основном Лермонтову, Кольцову, отчасти Никитину. Но очень скоро поэт обрел свой неповторимый голос, освоил собственный мир, в котором ощущал себя вполне счастливым. 

Ему светло было, «хорошо и тепло», в его мире, на родной стороне. Он готов раствориться в ее просторах.

 

Край любимый! Сердцу снятся

Скирды солнца в водах лонных.

Я хотел бы затеряться

В зеленях твоих стозвонных.

 

Неповторимость есенинская выявилась прежде во взгляде на природу. Он смотрит на нее не сторонним, пусть и восхищенным взглядом: она для него — та среда, в которой он дышит, вне которой нет его бытия. Поэт воспринял мир через приметы крестьянского быта — и на том выстроил свою образную систему. Это было слишком непривычно, это сразу и выделило его как поэта. Собственно в том сказалась и главная особенность имажинизма, который Есенин с близкими ему друзьями — поэтами выдумал позднее, уже после революции. Идея имажинизма выросла из этой образности.

 

Небо сметаной обмазано,

Месяц как сырный кусок.

 

Изба — старуха челюстью порога

Жует пахучий мякиш тишины.

 

И невольно в море хлеба

Рвется образ с языка:

Отелившееся небо

Лижет красного телка.

 

Но в таком обилии начинает подозреваться уже не искренность, а сделанность образа. Вначале, конечно, это естественно рождалось, но со временем перешло в некоторую нарочитость.

Однако важнее иной пласт есенинской образности: его начальное восприятие мира в церковном облике. Вот уже раннее:

 

И березы стоят,

Как большие свечки.

 

Так может видеть только человек, знающий церковный обиход и переносящий привычное для себя — в мир вне храма. Вся природа становится всеобнимающим храмом. В ней — все молится и зовет к молитве.

 

По меже на переметке,

Резеда и риза кашки.

И вызванивают в четки

Ивы — кроткие монашки.

 

Позабыв людское горе,

Сплю на вырублях сучья.

Я молюсь на алы зори,

Причащаюсь у ручья.

 

В подобных образах, ряд которых можно и продолжить, отразилось христианское крестьянское видение, восприятие мира как Вселенского Божьего храма, под небесными сводами которого совершается совокупностью всех человеческих деяний сакральное общее дело, литургия.  Поэт чутко воспринял и отразил бесхитростность народной веры.

Много красоты и богатства таится в глубоко человеческой лирике Есенина. Удивительна способность поэта раскрывать читателю прелесть самой жизни, заражать его великой любовью к родине, которую он умеет вложить во все, что изображает: и в березку, и в поле, и в сноп соломы.  Есенин — замечательный певец русской природы.

Но все-таки у Есенина христианские образы не играли простой роли только поэтического украшения. Когда он заполнял свои произведения именами и мотивами, взятыми из Библии или Евангелия, — поэт все же невольно переносил в иные стихи и то настроение, которое связано с христианской религией. Это — настроение благостности, неизреченной тайны, смирения и кротости.

Как чувство нежности у него облекалось иногда в религиозные одежды, так и чувства отчаяния, тревоги, непонимания и протеста облекались в непривлекательные одежды хулигана и скандалиста. Говоря о своем хулиганстве, Есенин больше говорил о своей трагедии, о своей боли, нежели хотел причинить боль другим. Вот почему эти темы у Есенина сочетаются с исключительной нежностью к людям, особенно к тем, которые проиграли в жизненной борьбе. Это гуманизм скорее слабого человека, но такого, которому всякий другой может протянуть руку и найдет в нем сердечное сочувствие и понимание.

А вот один из любимейших народных святых — святитель Николай Мирликийский — Никола Угодник, защитник и помощник страждущим в стихотворении («Микола»):

 

Ходит странник по дорогам,

Где зовут его в беде,

И с земли гуторит с Богом

В белой туче-бороде.

 

Говорит Господь с престола,

Приоткрыв окно за рай:

«О мой верный раб, Микола,

Обойди ты русский край.

 

Защити там в черных бедах

Скорбью вытерзанный люд.

Помолись с ним о победах

И за нищий их уют.

 

 В этом достаточно большом стихотворении, верно, передана вся наивность и непосредственность веры простых людей, с их прямодушными и отчасти бытовыми представлениями о святости и Божьей правде.

Приметы и своеобразие религиозности народной отражены в стихотворениях «Молитва матери», «Богатырский посвист», «По дороге идут богомолки…», «Я странник убогий…» и др.

Одно из сильнейших в этом ряду стихотворений — «Шел Господь пытать людей в любви…». По форме — это народный апокриф о невидимом посещении земли Господом для испытания веры человеков. Обликом нищий, Он повстречал на пути древнего деда, «жамкающего» беззубым ртом зачерствелый кусок.

 

Увидал дед нищего дорогой,

На тропинке с клюшкою железной,

И подумал: «Вишь какой убогий, —

Знать, от голода качается болезный».

 

Подошел Господь, скрывая скорбь и муку:

Видно, мол, сердца их не разбудишь…

И сказал старик, протягивая руку:

«На, пожуй…маленько крепче будешь».

 

Это своего рода иллюстрация к евангельским словам:

«Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: «приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я и вы дали мне есть…» тогда праведники скажут Ему в ответ: «Господи! Когда мы видели Тебя алчущим, и накормили?..» и Царь скажет им в ответ: «истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф.25,34-40).

У Есенина Сама Русь, Русь церковная, в колокольном звоне стоящая, уже как бы пребывает в Царствии Небесном.

 

 Осанна в вышних!

Холмы поют про рай.

И в том раю  я вижу

Тебя, мой отчий край.

 

Есенин воспитывался в вере серьезно, школьное образование его тоже было ориентировано в религиозном духе. Это не могло не отозваться в поэзии. В мае 1909 г. Сергей Есенин закончил обучение в Константиновском начальном училище. По всем предметам у него были пятерки. За это его наградили «Похвальным листом». Есенин по благословению отца Иоанна успешно выдержал вступительные испытания и поступил учиться в Спас-Клепиковскую второклассную учительскую школу.

Учебный год в школе начинался с молебна перед большой иконой «Преображение Господне». Эта икона особо почиталась клепиковцами, даже местная церковь была Спасо-Преображенская, отсюда и первая часть названия села Спас-Клепики. Каждый день ученики читали утренние и вечерние молитвенные правила, причем с поясными и земными поклонами. В воскресные и праздничные дни они неукоснительно бывали на богослужениях в Спасо-Преображенской церкви. Так продолжалось духовное становление Сергея Есенина, начатое в казанской церкви села Константиново.

По воспоминаниям Е.М. Хитрова, учителя Есенина, Сергей «наравне со всеми ходил ко всенощным, обедням, наряжался в стихарь, читал шестопсалмие… церковные службы и пение любил».

Помимо обязательных посещений церковных служб ходил на богослужения и в другие дни. Порой он даже прислуживал священнику, помогал облачаться перед службой, участвовал в совершении молебнов и панихид.

Практическое знание церковных облачений отразилось впоследствии в некоторых его стихах, где используются такие слова, как «епитрахиль», «стихарь», «орарь», «риза», «ряса».

Участие Сергея Есенина в богослужениях, молебнах и панихидах оказало очень большое влияние на его творчество. Как отметила есениновед, О.Е. Воронова: «Во многих произведениях Есенин показал свою глубокую осведомленность в жанрах гимнографической поэзии — таких как тропарь, канон, псалом, акафист, в типах молебнов и молебных песнопений,  таинств и священнодействий…»

Впоследствии Есенин писал, что Спас-Клепиковская учительская школа дала ему «крепкое знание церковно-славянского языка».

В последний год учебы в школе Есенин написал много стихотворений, часть из которых вошла впоследствии в его первую книгу «Радуница». Среди них широко известные стихи на православную тему «Задымился вечер…», «Дымом половодье…» и «Калики», в котором проникновенно описаны странники-богомольцы, распевающие духовные песнопения:

 

Проходили калики деревнями,

Выпивали под окнами квасу,

У церквей пред затворами древними

Поклонялись Пречистому Спасу.

 

Тогда же Есениным была написана и первая небольшая поэма «Песнь о Евпатии Коловрате».

Ее полное название «Сказание о Евпатии Коловрате, о хане Батые, цвете Троеручице, о черном идолище и о Спасе нашем Иисусу Христе».

Особенно выделяется в есенинском творчестве клепиковского периода стихотворение «Вьюга на 26 апреля 1912 г.», в котором есть такие строчки:

 

Что тебе надобно, вьюга?

Ты у окна завываешь,

Сердце больное тревожишь,

Грусть и печаль вызываешь.

Прочь уходи поскорее,

Дай мне забыться немного,

Или не слышишь — я плачу,

Каюсь в грехах перед Богом.

 

В июне 1912 г. Сергей Есенин закончил обучение во второклассной учительской школе и через месяц уехал в Москву.

В Москве Есенин часто вспоминает родную Казанскую церковь, праздничные службы, особенно Духов день, праздник Пресвятой Троицы.

В 1914г. Сергей Есенин написал об этом:

Троицыно утро, утренний канон,

В роще по березкам белый перезвон.

…На резных окошках ленты и кусты

Я пойду к обедне плакать на цветы.

Есенин часто посещал также Николо-Радовецкий монастырь.

О.Е.Воронова в книге «Сергей Есенин и русская духовная культура» пишет: «Значение ранних есенинских «хождений» в Николо-Радовецкий монастырь не вызывает сомнений. Оно проявилось в том, что, возможно,само название этой русской святыни поэт «зашифровал» в структурно-композиционном оформлении своей первой книги стихов «Радуница»: открывающей книгу поэмы «Микола» и завершающего ее стихотворения «Чую Радуницу Божью…»

    Однако, как и многие, едва ли не каждый хоть в малой мере, Есенин испытывал в юности соблазняющие сомнения, и о том сам говорил: « Рано посетили меня религиозные сомнения. В детстве у меня были очень резкие переходы: то полоса молитвенная, то необычайного озорства, вплоть до желания кощунствовать и богохульничать».

Но высказанное им ранее тревожное предчувствие (кажется, оправдавшееся)- неподдельно, ибо относится к тому важнейшему, что определяло его мировидение:

 

И, может быть, пройду я мимо

И не замечу в тайный час,

Что в елях — крылья херувима,

А под пеньком  — голодный Спас.

 

Попытка соединить несоединимое,  одновременное стремление к Богу и бегство от Него, часто незаметно для современников, вела к неизбежному отказу от истины, Происходил тот губительный процесс, который, используя слова Н.А.Бердяева, можно назвать «встречей и смешением Христа и антихриста в душе русского человека, русского народа».  

Прелестная мечта о земном рае, жившая издавна в народе, соединялась в творчестве Есенина с упованием на счастье земного блаженства, характерным, как известно, для того времени и в искусстве, и в общественной жизни вообще.- он подпал под этот соблазн. Но он  за детскую веру свою пытался удержаться. Это рано привело к двоению в его душе.

Религиозность поэта вызывает споры у биографов, исследователей, истолкователей его творчества. Любят ссылаться на него самого, писавшего в «Автобиографии» в 1923 году о ранних годах: «В Бога верил мало. В церковь ходить не любил». Но целиком полагаться на это позднее его утверждение — значит признать полным лицемерием его религиозные по духу стихи. А они слишком искренни, чтобы быть поддельными. Это он позднее  готов был отречься от прежде сознанного: «От многих моих религиозных стихов  и поэм я бы с удовольствием отказался…»,- но какие обстоятельства и соображения стоят за этими словами, трудно сказать. А восемнадцатилетним,  вступающим в жизнь юношей, он писал задушевному другу, Г.А.Панфилову (в начале 1913 года): «Гриша, в настоящее время я читаю Евангелие и нахожу очень много для меня нового..Христос для меня совершенство. Но я не так верую в Него, как другие. Те веруют из страха, что будет после смерти? А я чисто и свято, как в человека, одаренного светлым умом и благородною душою, как образец в последовании любви к ближнему».

Тут искренность полная, хотя, конечно, в отношении к Сыну Божию замечен пылкий романтизм и упрощенно очеловеченное восприятие Его.  Но в поэзии Есенин часто мыслит явно привычными для него библейскими образами, которые он с детства воспринял.

Между сосен, между елок,

Меж берез кудрявых бус,

Под венком, в кольце иголок,

Мне мерещится Иисус.

 

Он зовет меня в дубровы,

Как во Царствие Небес,

И горит в парче лиловой

Облаками крытый лес.

 

Льется пламя в бездну зренья,

В сердце радость детских снов,

Я поверил от рожденья

 В Богородицын Покров.

 

Если это ложь, то он и во всем должен лгать. А ведь эти строки написаны в 1914году, когда ему всего девятнадцать. Подозревать столь раннюю порчу души — не хочется. Время спустя он мог  себя, скорее всего, даже оболгать, применяясь к новому времени.

Есенин, со свойственным ему романтизмом, воспринял революционные преобразования как возможность духовного преображения мира и человека. Отсюда и названия некоторых его богоборческих поэм «Преображение», «Инония» (иная страна). 

Город, с его порабощающей цивилизацией, сдавил хрупкую душу молодого поэта, да еще в том возрасте пребывавшего, когда на волю тянет, от старых «цепей» к любому разгулу (то есть кновым цепям — но это позднее начинает понимать человек, да и то не всякий). Есенин был еще и чуток: сразу ухватил, что годится на потребу толпы. Иногда он являлся будущим поклонникам — как ряженый. Прикидывался мужичком — самородком, наивненьким в своей одаренности. Потом рассказывал Мариенгофу о своем наряде и обмане:

« — Знаешь, и сапог-то я никогда в жизни таких рыжих не носил, и поддевки такой задрипанной, в какой перед ними предстал. Говорил им, что еду бочки в Ригу катать. Жрать, мол, нечего. А в Петербург на денек, на два, пока партия моих грузчиков подберется. А какие там бочки — за мировой славой в Санкт-Петербург приехал, за бронзовым монументом…» Гордыня в сердце поэта была грехом его и испытанием.

И начал подлаживаться, выдавая то, чего ожидали. Да ведь и талантлив же был. Даже Сологуб, высмотревший, по свидетельству Г.Иванова, в натуре Есенина «самомнение и желание прославиться во что бы то ни стало», рекомендовал есенинские стихи к печати, найдя в них «искру». Кажется, таланту без вспомогательных ухищрений трудно пробиться сквозь всю фальшь, которою всегда окутано бытие искусства. Есенин не устоял против этого.

Александр Блок больше чем кто-либо знал, что значит тот страшный мир, который окружал Есенина. Блок писал молодому поэту: «…я думаю, что путь Вам, может быть, предстоит не короткий, и, чтобы с него не сбиться, надо не торопиться, не нервничать. За каждый шаг свой рано или поздно придется дать ответ, а шагать теперь трудно, в литературе, пожалуй, всего труднее».

И путь Есенина действительно оказался трудным. Как не стремился он удержать в себе то здоровое, чистое, что принес из народной жизни, но обстановка, в которой очутился поэт, ломала его душу.

В некоторых религиозных стихах его начинает чувствоваться нарочитость и неискренность. Таковы стихотворения «Исус — младенец» (1916), «То не тучи бродят за овином…» (1916), «Не от холода рябинушка дрожит…» (1917). Стихи «О том, как Богородица, // Накинув синий плат,// У облачной околицы// Скликает в рай телят»,- достаточно притворны.

Жизнь Есенина так сложилась, что он оказался в тесном соприкосновении с декадентской средой. Эта сторона его жизненных впечатлений находилась в кричащем противоречии со всем светлым, гуманным и красивым, что составляет основу его лирики. С тем удивительным даром искренности, который был присущ ему, он рассказывает об этой душевной драме в своих лирических стихах. Эти признания мы встречаем во множестве. Он писал в стихотворении «Русь уходящая»:

 

Я человек не новый!

Что скрывать?

Остался в прошлом я одной ногою,

Стремясь догнать стальную рать,

Скольжу и падаю другою.

 

Это душевное состояние выливалось в лирике Есенина то мотивами бунтарства, то нотами отчаяния. Такова была драма поэта. И в этом смысле Есенин в своей лирике выразил какую-то часть жизненного опыта множества людей, переживших такие же чувства в годы нэпа, в годы великой революционной ломки и борьбы нового со старым.

 Недаром  М.Горький писал в своих очерках «По Союзу Советов» в 1929 году: «Сергея Есенина не спрячешь, не вычеркнешь из нашей действительности, он выражает стон и вопль многих сотен тысяч, он яркий и драматический символ непримиримого раскола старого с новым».

Кажется странным и непонятным, как мог Есенин, по образованию учитель церковно- приходских школ, с детства воспитанный в традициях Православной Церкви, подвергнуть сомнению основы православной веры. Но при всех своих сомнениях Есенин ни в одном из произведений не отрекается от Бога, даже в поэме «Инония» не утверждает, что Его нет.

Однажды Есенин спросил Айседору Дункан:

— Большевики запретили употреблять слово «Бог» в печати, ты знаешь?

— Но большевики правы. Нет Бога. Старо. Глупо.

— Эх, Айседора! Ведь все от Бога. Поэзия и даже танцы.

Однако возвращение Есенина к Богу было мучительно сложным. Даже в 1924г. он  в своих стихах еще не отделался от свойственной интеллигенции того времени бравады.

Так, в произведении «Письмо к матери» Сергей Есенин пишет:

И молиться не учи меня, не надо.

К старому возврата больше нет…

Однако эти широко известные строчки вовсе не говорят о том, что Есенину в то время была чужда молитва.  В том же 1924г. умер друг Сергея Есенина поэт Александр Ширяевец. И тогда Есенин лично пригласил священника, чтобы отпеть его, помолиться об упокоении души близкого человека, дружбой с которым он очень дорожил.

А через год в стихотворении «Ты ведь видишь, что небо серое…» Есенин прямо написал:

 

Ты прости, что я в Бога не верую,

Я молюсь ему по ночам.

 

Открыто же исповедовал поэт свою веру во Христа в апреле-мае 1925г., когда в целых десяти номерах газеты «Правда» напечатали один из самых антихристианских опусов Демьяна Бедного  — поэму «Новый Завет без изъяна евангелиста Демьяна». Есенин был единственным в то время поэтом, который открыто встал на защиту православия, написав поэтическое «Послание «евангелисту» Демьяну».

И ведь то были страшные годы большевизма! А русский поэт грудью стал на защиту Христа!

 «Совесть неугасима в человеческой душе,- писал Б.Ширяев, — она тоже дар Божий… Глубоко грешный в своей земной жизни Сергей Александрович Есенин, не устоявший в ней против окружавших его суетных соблазнов, вопреки их тлетворному влиянию сохранил совесть, эту последнюю искру Божию в своей душе, сохранил ее вместе с верой в Светлого Спаса и Пречистую Матерь Его».

Вера в Бога побуждала поэта к покаянию. Это выразилось в его творчестве 1924 — 1925 гг., то есть последних лет жизни. Несмотря на ставшее классическим стихотворение того времени «Не жалею, не зову, не плачу», в котором он заявляет: «Не жаль мне лет, растраченных напрасно», общую тенденцию творчества Есенина можно назвать как исповедальность, покаяние, обозначенное другими строчками: «Годы молодые с забубенной славой, отравил я сам вас горькою отравой».

«Многие стихотворения этого периода,- пишет О.Е. Воронова,- проникнуты покаянными мотивами: « Так мало пройдено дорог, так много сделано ошибок»… осуждением себя за бесчисленные уступки плотским страстям и соблазнам…

Раздумья о собственном несовершенстве, раскаяние в слишком легком порой отношении к жизни и к своей миссии на земле составляют важный духовный стержень есенинского творчества этого времени».

О своем раскаянии Есенин писателю В. Рождественскому говорил так: «Пишу не для того, чтобы что-то выдумывать, а потому, что душа просит. Никого ничему не учу, а просто исповедуюсь перед всем миром, в чем прав и в чем виноват».

Иеромонах Виталий (Уткин) сказал замечательные слова: «Великой любовью любил Сергей Есенин родную Россию. Да дарует ему вселюбящий Бог по слову евангельскому: «Кто много возлюбил, тому простится многое».

Представляется правдою его сопротивление тому, что разъедало в нем веру, отвращало от прежде близкого сердцу:

 

Запели тесаные дроги,

Бегут равнины и кусты.

Опять часовни на дороге

И поминальные кресты.

 

Опять я теплой грустью болен

От овсяного ветерка.

И на известку колоколен

Невольно крестится рука.

 

Творчество Есенина оставило глубокий след в истории русской советской литературы.

Есенин — сложный поэт. Не просто ответить на вопрос, в чем суть его обаяния. Это был громадный талант, поражающий наше воображение. Недаром Горький говорил о нем, что Есенин «не столько человек, сколько орган, созданный природой исключительно для поэзии, для выражения неисчерпаемой «печали полей», любви ко всему живому в мире и милосердия, которое — более всего иного — заслужено человеком».

И неизвестно еще, чем более поражает Есенин: богатством ли своего поэтического языка, своей все проникающей человечностью или необыкновенной искренностью. Невольно останавливается человек перед обширным зрелищем богатой есенинской поэзии, созданной им за какие-нибудь десять- двенадцать лет, уязвленный в сердце тем, что у этого юноши, погибшего в тридцать лет, он находит так много созвучий тому, что он пережил и переживает сам.

В последние годы жизни Есенин часто вспоминал Казанскую церковь, спрашивал о ней у своих земляков: «Как там наша церковь? Здоров ли Иоанн Смирнов? Вспоминается мне, как мы поем в церковном хоре и как мелодично звучат наши детские голоса. Если бы сейчас услышать эти милые звуки! Иногда я их слышу…  И тогда сердце мое переполняется радостью, и вспоминается с неописуемой нежностью все, что видели мои детские глаза».

Есенин предчувствовал трагическую развязку, и это предчувствие мучило его. По воспоминаниям Екатерины Есениной, опубликованным в книге В. Кузнецова «Есенин. Казнь после смерти», молясь перед распятием Иисуса Христа, он говорил: «Господи, Ты видишь, как я страдаю, как тяжело мне…»

Казалось бы, Есенин был не только понят, но и признан миллионами русских людей. Признан за исключительную талантливость, с которой он выразил лучшие проявления русской души. И здесь мы сталкиваемся с необычайно противоречивым пониманием поэзии Есенина, поскольку проявления душевной любви к чему-либо земному у разных людей — разные. У одних это наслаждение красотой природы, у других наслаждение плоти … А у третьих — славой, Оттого каждый на свой лад воспринимает поэзию Есенина и выбирает из его творчества отдельные стихи для возгревания своих, скажем так, душевно-земных чувств.

Такого ли понимания хотел Есенин? Конечно же, нет. По словам поэта, «душа грустит о небесах, она небесных нив жилица». И чтобы постигнуть это, нам действительно потребовалось почти сто лет. Ровно столько, сколько понадобилось для того, чтобы у нас начала возрождаться православная вера.

В ночь с 27 на 28 декабря Сергей Александрович трагически погиб. Истинные причины его гибели были скрыты, но многие современники все же не поверили в то, что поэт покончил с собой. Муж Екатерины Есениной, поэт Василий Наседкин говорил ей: «На самоубийство не похоже… Такое ощущение, что мозги вытекли на лоб…»

В числе других свидетелей посмертного вида Есенина утром 28 декабря в «Англетере» был художник В. Сварог. Он сделал рисунки погибшего поэта, на которых видно, что одежда на нем изорвана после борьбы с убийцами. Кроме того, Сварог заметил и  другие детали, свидетельствующие о насильственной смерти.

Основываясь на них, он говорил впоследствии: «Есенина спешили «убрать»… Сначала была «удавка» — правой рукой Есенин пытался ослабить ее, так рука и закоченела в судороге. Голова была на подлокотнике дивана, когда Есенина ударили выше переносицы рукояткой нагана… Вешали второпях, уже глубокой ночью…»

«Казненный дегенератами» — так называлась статья известного писателя Б. Лавренева, вышедшая сразу после гибели Есенина.

В Православной Церкви также изначально нашлись священники, не поверившие в самоубийство. Мать Сергея Есенина Татьяна Федоровна хорошо знала, что самоубийц не отпевают, но тем не менее сумела доказать священнику московской церкви, что ее сын не самоубийца, и он совершил обряд отпевания. По данным исследователя жизни и гибели Есенина Н. Сидориной, панихиды по нему совершались в трех церквах: в Москве, в Ленинграде и на Рязанской земле.

В Казанской церкви села Константиново Сергея Александровича заочно отпел его духовный наставник протоирей Иоанн Смирнов.

В соседнем с селом Константиново селе Федякино — священник Василий Гаврилов. Его правнук А.Б.Калякин вспоминает, что отец Василий служил панихиды по Есенину вплоть до своего ареста в 1938 году. В то время за отпевание самоубийц и панихиды по ним сразу лишали священнического сана. Значит, достаточно убедительными были свидетельства родственников о том, что Есенин не покончил с собой, а был убит.

Но в течение почти восьмидесяти лет версия о самоубийстве упорно внедрялась в сознание советского народа.

Первым, кто официально стал опровергать эту версию, стал полковник милиции, следователь по особо важным делам Э.А. Хлысталов. Узнав, что вынимал Есенина из петли медик «Скорой помощи» К.М. Дубровский, он в 1990-х гг., , обратился с письмами к его вдове. через некоторое время ему пришло письмо, в котором выполнялась просьба рассказать, что видел ее муж в гостинице «Англетер» 28 декабря. «Вы совершенно правы,- пишется в этом письме,- что Есенину помогли покончить с собой. Судя по рассказам К.М. Дубровского, в номере С. Есенина были следы борьбы и явного обыска. На теле были ссадины, следы побоев».

Работавший в 1991-1993 гг. заместителем председателя комитета по делам архивов при правительстве РФ А.С. Прокопенко в 1997 г. в газете «Известия» заявил: «Исследователи причин смерти Сергея Есенина давно пришли к выводу о прямой причастности к гибели поэта ОГПУ (Отдел государственного политического управления). И документы об этом есть в архивах КГБ, да вот уже семь десятилетий не дают читать их. Ради только одного снятия греха самоубийства с души великого поэта должны быть названы нечестивцы, оборвавшие его жизнь».

Митрополит Сергий (Фомин):

«Есенин — это наши духовные корни, которые будут способствовать возрождению России. Говоря о Есенине, надо говорить о России, о ее трагедии. Отражение правды о России является основой творчества поэта. Миру еще предстоит узнать Есенина заново».

Митрополит Симон (Новиков):

«Сегодня нет необходимости говорить об его жизни со страстями и ошибками, грехами и падениями. Этой жизнью, конечно, страдала и изнывала душа поэта.

Но эту жизнь преодолел его дух. Преодоление себя, своей души в слове и обретение через слово своего духа есть самое таинственное и могущественное в творчестве Есенина».

Архимандрит Авель (Македонов):

«Сергей Есенин был человек чистой души. И стихи его такие же чистые. А те наслоения, которые складывались вокруг имени Сергея Есенина, производились теми людьми, которые хотели, чтобы имя русского поэта было забыто».

Не случайным является то обстоятельство, что, читая его стихи, даже атеисты впитывают православную культуру, которой пронизано все творчество поэта.

Источник https://www.journalsmolensk.ru/zhurnal/2018/4/dukhovnyj-put-russkogo-poeta-sergeya-esenina.html